День памяти 23 января по ст.ст. / 5 февраля по нов. ст.
Революционный 1917 год вовлек церковь в круговорот обновлений. В августе 1917 г. открылся Поместный Собор Православной Российской Церкви, восстановивший институт патриаршества и древнейшую традицию регулярного созыва Соборов как высших органов церковной власти. Авторитет избранного Патриарха Тихона должен был укрепить церковное единство и помочь сохранить богатое нравственное и культурное наследие России для потомков. Свой крестный путь Первосвятитель Тихон начал в Кремлевском Успенском соборе. В то время центральный барабан пятиглавия храма зиял бесформенной пробоиной от шестидюймового артиллерийского снаряда – примета недобрая, но менять вековое место интронизации Патриарх не стал.
Советская власть расценила избрание Патриарха Тихона как угрозу, видя в нем преемника и носителя идей поверженного монархизма. Страх перед объединением политических противников под церковными знаменами подгонял большевиков к началу антицерковной войны, для развертывания которой нужен был весомый и наглядный повод.
Прямой отсчет «антигосударственных» деяний духовенства атеистическая пропаганда начала вести с 11 ноября 1917 года, когда в послании Поместного Собора социалистическая революция была названа «нашествием антихриста и беснующимся безбожием». Однако никто и никогда не писал о действительных причинах принятия такого обращения. Этому предшествовало закрытие всех учебных заведений Русской Церкви, согласно Декрету СНК. На следующий день на улицах, площадях и храмах Москвы появляется объявление от Собора с призывом собраться в храме Христа Спасителя для совершения панихиды по всем павшим во дни междоусобного кровопролития на улицах Москвы. Приглашались все – и богатые, и бедные, и знатные, и простые, и военные, и невоенные, забыв всякую партийную рознь. Панихида по убиенным – и «красным», и «белым» – состоялась.
Не только члены Собора в Москве старались предотвратить братоубийственную брань, но и приходские священники всеми силами препятствовали этому. Таким был протоиерей Екатерининского Собора в г. Царское Село близ Петрограда Иоанн Кочуров. 12 ноября 1917 года он возглавил крестный ход прихожан с молениями о прекращении междоусобной брани. Его проповедь во время крестного хода призвала православных к спокойствию перед грядущими испытаниями. На следующий день Царское Село заняли большевики. Последовали аресты священников, среди которых был и о. Иоанн. Разъяренные солдаты повели его на царскосельский аэродром, где он был расстрелян без суда и следствия на глазах своего сына-гимназиста. Священномученик Иоанн причислен к лику святых.
Вскоре был опубликован Декрет ВЦИК и СНК о гражданском браке, о детях и о введении книг актов гражданского состояния, признавший отныне юридически недействительным церковный брак. В январе 1918 г. декретом СНК были ликвидированы духовники в армии отменены все государственные дотации и субсидии Церкви и духовенству. Был принят Декрет СНК о свободе совести, церковных и религиозных обществах, осуществивший отделение Церкви от государства, национализацию церковного имущества и поставивший Русскую Православную Церковь в жесткие рамки всяческих запретов и ограничений.
А вечером 25 января 1918 г. Россию потрясла страшная весть: в Киеве был убит старейший иерарх Русской Православной Церкви, митрополит Киевский Владимир. Его мученическая смерть была первой среди архиереев. Поздним вечером известие о трагедии достигло Москвы. Участники собора на закрытом заседании глубокой ночью принимают решения для дальнейшего существования Церкви в условиях большевистского гонения: Патриарху было предложено избрать несколько местоблюстителей патриаршего престола на случай его болезни, смерти и других печальных возможностей. Тогда же было решено по всей России установить ежегодный День поминовения исповедников и новомучеников.
Первая волна репрессий (1918-20 гг.) унесла около 9000 жизней. Русская Церковь вступила на свой крестный путь.
Царственные страстотерпцы, Царственные мученики, Царская семья – так после причисления к лику святых Русская Православная Церковь называет последнего российского императора Николая II и его семью: императрицу Александру Федоровну, царевича Алексея, великих княжен Ольгу, Татьяну, Марию и Анастасию. В ночь с 16 на 17 июля 1918 года по приказу большевиков они, вместе с придворным врачом и слугами, были убиты в доме Ипатьева в Екатеринбурге. «Страстотерпец» – святой, принявший мученическую смерть за исполнение Божиих Заповедей, и чаще всего – от рук единоверцев. Важная часть подвига страстотерпца – то, что мученик не держит зла на мучителей и не сопротивляется. Именно в лике страстотерпцев были канонизированы император Николай II и его семья.
Продолжались репрессии и против духовенства и мирян. Они не ослабли даже после того, как Патриарх в сентябре 1919 г. опубликовал послание «О прекращении духовенством борьбы с большевиками». Проведение его в жизнь приобрело односторонний характер: священники ему следовали, но советская власть продолжала политику террора.
Год великого голода в России (1921) памятен и еще одной трагедией – государственной кампанией по изъятию церковных ценностей. Долгое время господствовала официальная версия, согласно которой Церковь противилась передаче своих ценностей, предназначавшихся властью для оказания содействия голодающим. В действительности все было иначе. Патриарх Тихон уже в августе 1921 года основал Всероссийский церковный комитет помощи голодающим. В церковно-приходские общины и советы поступило патриаршее разрешение жертвовать на нужды голодающих драгоценные церковные украшения и предметы, не имеющие богослужебного употребления.
Набирающее силу православное движение помощи голодающим не входило в политические планы власти. Изъятие церковных ценностей должно было по плану Ленина создать фонд в «несколько сотен миллионов рублей». В этом заключался экономический аспект кампании. Но был еще и политический. В ходе изъятия, по словам Ленина, решено было «дать самое решительное и беспощадное сражение черносотенному духовенству и подавить его сопротивление с такой жестокостью, чтобы они не забыли этого в течение нескольких десятилетий». В Москве, Петрограде, Шуе, Иваново-Вознесенске, Смоленске, Старой Руссе состоялись судебные процессы с последующими массовыми расстрелами духовенства и других участников сопротивления изъятию ценностей. В период кампании по изъятию церковных ценностей было осуждено свыше 10 000, из них 2 000 расстрелянных. Арестован был и сам Патриарх.В это сложное для Православной Церкви время государство всеми силами стимулирует деятельность обновленческого движения, сформировавшегося еще в дооктябрьские времена. Целью этой политики являлось расчленение Православной Церкви на враждующие между собой группировки, в результате чего она перестала бы быть силой, духовно противостоящей большевистской диктатуре.
Дальнейшее наступление на церковь ознаменовалось усилением кампании безбожников, а нарастающие темпы индустриализации всколыхнули в стране «антиколокольную» кампанию. Вслед за снятием колоколов разрушению подвергались храмы. С 1930 по 1934 г. их численность сократилась на 30%.
Сталинский тезис об усилении классовой борьбы по мере продвижения к социализму развязал руки не только НКВД, но и атеистам. Прокатилась лавина репрессий против верующих и пастырей. Каждый из них обязан был теперь пройти через всеохватывающее анкетирование, которое определяло степень терпимости режимом этого лица. Жизнь приходов контролировалась инспекторами по наблюдению и негласными осведомителями НКВД.
Летом 1937 года по распоряжению Сталина был разработан приказ о расстреле в течение четырех месяцев всех находящихся в тюрьмах и лагерях исповедников. Ушел из жизни священномученик митрополит Петр (Полянский), проведший в тюрьмах и ссылках 12 лет. Приговор был приведен к исполнению 10 октября 1937 года. Один за одним уходили из жизни иерархи, увенчав свой исповеднический подвиг пролитием крови за Христа. 11 декабря 1937 года на полигоне Бутово близ Москвы был расстрелян митрополит Серафим (Чичагов). В последний день страшного 1937 года был расстрелян один из выдающихся исповедников Православия архиепископ Фаддей (Успенский). Год «Великой Чистки» и последующий за ним 1938 были самыми страшными для духовенства и мирян – 200 000 репрессированных и 100 000 казненных. Был расстрелян каждый второй священнослужитель.
Жены новомучеников и исповедников Российских прошли горький и скорбный путь. Подчас унывая и скорбя, они не малодушествовали, но находили в себе силы молиться и славословить Бога. Матушка священномученика Илии Четверухина, московского священника, погибшего в лагере на Вишере в 1932 году, вспоминала: «Скоро 15 лет, как батюшка отошел ко Господу, но я не чувствую с ним разлуки, я точно продолжаю с ним жить одной жизнью. Я часто слышу внутри себя его ободряющий голос, когда переживаю какие-нибудь трудности. А если я делаю что-то не так, как надо, как хотел бы он, вижу во сне, что он где-то далеко от меня, и больно сжимается сердце».
Матушка священника Сергия Сидорова, проходившего последние годы своего служения во Владимирской области, не писала запросы в НКВД о судьбе мужа: он, по свидетельству дочери Веры, сам сообщил супруге во сне о своей гибели. Такое общение возможно при условии, если люди живут одной духовной жизнью и она – в Боге. Вера вспоминает, что мама, смеясь, называла их комнату «логово». Родители спали на полу, покрываясь всем, чем могли, так как одеяла и простыни были совсем ветхими; вся их одежда висела на гвоздях, а вещи четверых детей, спавших на лавке и кроватях, хранились в ящиках из-под посылок. Как-то в их комнату пробрался квартирный вор. Он очень сконфузился, увидев такую нищету. Заметив подошедшую матушку, он только сказал: «Ничего, нужды бояться не надо, все устроится». Как-то отца Сергия спросили, как он, имея такую большую семью, решился стать священником. Если его «возьмут», то на кого он оставит своих детей? Отец Сергий ответил: «На Царицу Небесную. Если я погибну, то за Ее Сына. Так неужели вы допускаете мысль, что в таком случае Она оставит моих детей? Никогда! Спасет и защитит». Через два месяца отца Сергия арестовали, и он погиб. Но «вера отца оправдалась, – писала его дочь. – Сколько было в ту пору уничтоженных семей. Взяли мужа, жену, а детей – в детдом, где они забудут все, что связано с семьей, ее преданья, ее святыни. Нас не тронули, хотя многих жен священников отправили в лагеря».
Многие из жен, прощаясь с мужьями, осознано говорили: «Иди страдать за Христа» (из жития сщмч. Николая Поспелова). В самые трудные минуты, когда священники стояли перед выбором: сохранить жизнь с условием отречения от сана или погибнуть, обрекая семью на страдания, матушки нередко поддерживали их в исповедании веры. Так, супруга священномученика Валериана Новицкого, получив от мужа из тюрьмы записку, в которой он волнуется о будущей судьбе своих детей, ответила: «Не отрекайся от Бога, ни от священнического сана. Мне поможет Господь».
Источники:
1) Портал «Православие.ру»:
СКОРБНЫЙ ПУТЬ ЖЕН НОВОМУЧЕНИКОВ И ИСПОВЕДНИКОВ РОССИЙСКИХ (Юлия Аксенова),
ЦЕРКОВЬ НОВОМУЧЕНИКОВ (Ольга Васильева),
ПОДВИГ НОВОМУЧЕНИКОВ – УРОК НАМ (Ольга Кирьянова),